Картина "Архитектонический Анжелюс Милле" была написана Сальвадором Дали в 1933-м году и стала одним из многочисленных живописных проявлений одержимости Дали картиной Жана Франсуа Милле "Анжелюс".
Дали считал эту ничем, на первый взгляд, не примечательную вещь Милле одной из самых значительных картин во всей мировой живописи и возращался к ней в своем творчестве с завидной регулярностью.
Количество "далианских" интерпретаций персонажей оригинального "Анжелюса" не поддается учету. "Архитектонический Анжелюс Милле написан на пике "одержимости" Дали и изображает молящихся мужчину и женщину - персонажей картины Милле - в "архитектонической" реинкарнации, на фоне знакомой нам по другим работам Дали долины Ампурдан, окаймленной Пиренейскими горами.
Интересно, что Дали в своей картине поменял оригинальных персонажей местами, а "архитектоническую" женщину сделал гораздо крупнее мужчины (в оригинале эта разница не столь велика) - не забыв, при этом, с помощью отверстия и тонкого длинного отростка четко указать на их половую принадлежность.
С 1982-го года картина "Архитектонический "Анжелюс" Милле" (73 Х 60 см; холст, масло) находится в коллекции Центра искусств королевы Софии в Мадриде.
Именно "Анжелюс" Милле сыграл наиболее существенную роль в формировании знаменитого "параноидально-критического метода" Дали - и потому расскажем о сложных и длительных взаимооношениях Дали с этой картиной "барбизонской школы" подробнее".
"Анжелюс" Милле
Сюжет картины Милле "Анжелюс" (1857-59) предельно прост. 18:00, колокол церквушки, расположенной в деревне неподалеку (мы видим у горизонта колококльню) начинает звонить "Анжелюс" (6-часовую вечернюю молитву).
Изображенные на картине французские селяне, занимающися уборкой картошки, будучи людьми глубоко набожными, останавливают работу и молятся прямо в поле, на пашне. Вечерний золотистый свет мягко обнимает их застывшие в религиозном бдении фигуры - одним словом, почти пастораль.
"Анжелюс" в восприятии Сальвадора Дали
Так эту картину и воспринимало подавляющее большинство благодарных зрителей - кроме, разумеется, Сальвадора Дали. Для малютки Дали "отношения" с "Анжелюсом" начались еще в школе, когда тосковавший на занятиях ребенок часами во время уроков наблюдал репродукцию этой картины - однако испытывал при этом совсем не те чувства, которые должно. Ни умиротворения, ни набожности - нет!
Напротив - эта картина вызывала в нем беспричинный страх, настолько сильный, что видение двух неподвижных силуэтов преследовало его в течение долгих лет. В 1929-ом картина на время изгладилась из его памяти, но вскоре Дали нашел другую репродукцию - и детские страхи возобновились. Ощущения были настолько сильными, что он начал фиксировать псхихологические процессы, которые проихсодили в нем при виде "Анжелюса", затем используя эти записи при работе над своими полотнами или поэмами.
"Имперский монумент Женщине-ребенку", "Анжелюс Гала", "Археологический отголосок Анжелюса Милле", "Атавизм сумерек" - вот лишь некоторые из работ того периода, которые так или иначе связаны с настоящей одержимостью Дали картиной Милле.
Вот как рассказывает об этом сам Дали: "В июне 1932-го года, без какого-либо внутреннего предостережения или какой-либо осознанной ассоциации, которая могла бы предложить хоть какое-либо объяснение, перед глазами моими вдруг возник "Анжелюс" Милле. Образ был очень четким и красочным. Он появился практически моментально, стирая все другие образы. На меня это произвело очень сильное впечатление, буквально уничтожило меня. Несмотря на то, что все в моем видении картины в точности соответствовало тем репродукциям, что мне доводилось видеть, тем не менее, картина казалась абсолютно преображенной, исполненной столь могучегно скрытого значения, что "Анжелюс" Милле внезарно показался мне самой поразительной, загадочной и многозначной картиной, самой богатой подсознательно пробуждаемыми идеями из всех, что были когда-либо написаны."
"Анжелюс" Милле лег в основу "параноидально-критического метода" Сальвадора Дали
В конце концов, эта одержимость "бредовым образом двух неподвижных силуэтов" привела к тому, что Сальвадор Дали сочинил целое эссе под названием: "Параноидно-критическое толкование маниакального образа "Анжелюса" Милле. Эссе должно было увидеть свет в 1933, однако по ряду причин этого не случилось. В 1940, когда немцы захватили Францию, а Дали отсиживались в Аркашоне, готовясь совершить бегство в США, рукопись в спешке была утеряна и вновь обнаружена лишь в начале 60-хх.
Эссе, практически без изменений, было издано в 1963, получив название "Трагический миф "Анжелюса" Милле. Параноидно-критическое толкование".
В эссе Дали пытается докопаться до причины удивительного воздействия, которое всегда оказывала на него эта, в общем-то, обычная картина, и закономерно приходит к выводу, что причина эта сокрыта не во внешнем, а во внутреннем содержании картины - то есть в том, что картина скрывает.
Дали, будучи завзятым фрейдистом, трактует смысл "Анжелюса" с точки зрения так называемого "эдипова комплекса", когда мальчик-сын одновременно вожделеет и боится своей матери, а отца воспринимает как соперника. Дали обращает нимание на то, что мужчина меньше и легче женщины, вид у него пристыженный, а шляпа расположена именно так, чтобы скрыть эрекцию!
Вилы, воткнутые в землю, прямо указывают на совокупление, а тачка - безусловный символ "неуверенной", связанной с постоянными страхами сексуальности. И вообще, мужчина в большей степени похож не на мужа, а на сына, вожделеющего свою мать!
Позже, прочтя книгу "жзинь насекомых", Дали был буквально поражен тем, насколько поза женщины, сложившей в молитве руки, напоминает позу самки богомола, готовой к атаке! А самка богомола известна тем, что пожирает своего самца не только после совокупления, но иногда даже во время его!
Дальнейший логический переход увязывающего картину "Анжелюс" со своей биографией Дали закономерен и в то же время ужасен: он обвиняет свою покойную мать в том, что она сексуально терроризировала его, сосала и заглатывала его пеннис, когда он был совсем ребенком - допуская, впрочем, что воспоминания эти могут оказаться не совсем истинными. О, Дали - в приверженности своему параноико-критическому методу он не знал границ!
Впрочем, проверить истинность его утверждений, равно как и верность предложенной им трактовки картины Милле "Анжелюс" невозможно.
Зато удалось проверить другое предположение Дали, считавшего, что картина Милле на самом деле изображает сцену похорон, и вместо корзинки Милле ранее изобразил гробик ребенка, однако впоследствии по каким-то причинам решил изменить сюжет. Дали настолько был уверен в этом, что изобразил этот детский гробик в одной из своих версий "Анжелюса". И вот здесь-то и случилось поразительное!
"Анжелюс" Милле и его связь с биографией Дали
Поскольку некая смутная внутренняя тревога, связанная с этой картиной, продолжала беспокоить Дали, оставаясь его навязчивой идеей, в начале 60-хх он предпринял неожиданный ход: попросил власти Лувра сделать рентгенографию картины Милле. Лувр пошел художнику навстречу и соответствующее исследование было проведено.
Выяснился поразительный факт: оказывается, Милле изначально изобразил вовсе не сцену вечерней молитвы, призванной воздать хвалу Всевышнему за урожай - но сцену похорон похорон младенца, которого явно не успели окрестить и для которого, таким образом, не нашлось места на кладбище.
Вместо корзины с картошкой вначале был изображен небольшой гробик, однако впоследствии, желая сделать сюжет более позитивным, Милле написал поверх него корзину с картошкой, все остальное оставив, как есть. То есть, то, о чем заявлял Дали, оказалось чистой правдой!
Интересно, что подмены этой раньше никто не замечал! Дали оказался единственным в целом мире, кто разгадал истинную суть "Анжелюса". Тогда стало понятно, почему картина эта так тревожила и даже пугала Сальвадора - она, как оказалось, самым непосредственным образом связана с биографией самого Дали.
Дело в том, что Сальвадор Дали не был первым ребенком у своих родителей. До него в семье уже успел родиться мальчик, егео брат, тоже нареченный Сальвадором - который прожил всего 22 месяца и умер в результате острой кишечной инфекции. Вот тогда родители, пребывая в состоянии глубочайшего горя от утраты первенца, и решили возместить её рождением нового ребенка.
В пользу этой версии свидетельствует простой, но убедительный факт, если мы сопоставим дату смерти первого Сальвадора и дату, когда был зачат "второй" (всем нам хорошо известный), то увидим, что между этими датами всего десять дней разницы.
Так что, если бы не смерть "первого" Сальвадора, то будущий гений сюрреализма, скорее всего, никогда не появился бы на свет - и мир, таким образом, лишился бы сотен бессмертных шедевров!
Однако для самого Дали в этой ситуации изначально была заложена глубокая психологическая травма. Во-первых, он не ощущал себя самостоятельной и полноценной человеческой единицей - но всего лишь копией своего умершего брата.
Опять же, брат его оставил этот мир в совершенно ангельском возрасте, не успев еще проявить дурных качеств всякой человеческой натуры - а он, второй Сальвадор, продолжал жить, подрастал, устраивал шалости, обзаводился грешками - и тем самым должен был неизбежно выглядеть в глазах родителей хуже того, первого Сальвадора, который так и остался для них ангелом.
Дали осознавал, что родители любят его как отражение, как бледную и не очень удачную копию того, первого Сальвадора - но он-то был другим! И, чтобы заставить родителей понять, что он другой, он не копия, он сам по себе - он позволял себе достаточно эксцентричные выходки, которые очень живо описывает в своей "Тайной жизни"....
Все для того, чтобы заявить о себе, как о полноценном самостоятельном человечке. Не исключено, впрочем, что проблема эта была придумана болезненно чутким мальчиком - однако он накрепко убедил себя, что она существует, и эта глубокая уверенность действительно травмировала его на всю жизнь.
Впоследствии, во взрослом возрасте, проблема приняла несколько иные формы: Дали, который был абсолютно убежден в изначальной предначертанности своего появления на свет, в то же время не мог не осознавать, что, сложись обстоятельства иначе, останься первый Сальвадор жив - его вовсе могло бы и не быть.
Что же, теперь мы видим, что в предчувствиях своих относительно истинного значения картины "Анжелюс" Дали оказался совершенно прав, и понимаем, насколько близко тема умершего младенца связана с биографией самого Сальвадора Дали. А зная это, мы вполне в состоянии понять, почему так часто в своих собственных картинах Дали возвращался к персонажам "Анжелюса".
Творчество - это всегда акт самотерапии, и, как видим, к таким "сеансам самолечения", призванным помочь художнику обрести свое собственное "я" и перестать, наконец, ощущать себя всего лишь копией покойного брата, Дали прибегал на протяжении всей своей жизни, так, кажется, до конца эту проблему и не решив.
НАШ ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО ТЕАТРУ-МУЗЕЮ
Write a comment