Мир Сальвадора Дали · 20. August 2020

Болгарский ребенок, пожирающий крысу

"Болгарский ребенок, пожирающий крысу" - вещь выполненная Сальвадором Дали в 1939-ом году. Имеет она и еще одно название, или, я бы сказал, подзаголовок: "Полиморфный извращенец Фрейда".

Именно таким "титулом" Сальвадор Дали частенько именовал себя самого - так что кто именно подразумевается под "болгарским ребенком" в этом слащавом и, кстати, чужом изображении, где от Дали - одна лишь крыса, нарисованная тушью и подкрашенная акварелью, не вызывает никаких сомнений: это сам усатый маэстро.

Об этом же однозночно свидетельствуют и зубы "болгарского ребенка", которые Дали тоже слегка "подправил" - обратите внимание, как они редки и остры, словно у маленького хищника.

Дали неоднократно уверял в разные годы, что рот его столь же необычен, как и его дарование: у Сальвадора, как и у его матери, и сестры Анны Марии, недоставало двух зубов, хотя резцы были такими широкими, что недостача эта была почти незаметна.

Что касается самого сюжета, напоминающего о процедуре, которую однажды Оззи Осборн проделал с голубем - в основу его легли два детских воспоминания Дали, описанные им в своей "Тайной жизни". Первое касается случая с летучей мышью, которую подстрелил кузен маленького Дали и отдал еще подающее признаки жизни животное Сальвадору.

"...Кузен кладет животное в металлическое ведерце и отдает его мне. Я так счастлив! Бегу в купальню — одно из любимейших моих мест в доме. Там в перевернутом стакане у меня уже есть божьи коровки, металлически мерцающие на листочках мяты. Туда же сую светляка и кладу стакан в ведерце, где съежилась летучая мышь. Час перед ужином проходит в каком-то бреду. Я вовсю трезвоню о летучей мыши, о том, как горячо ее люблю. То и дело ласкаю и целую ее шерстистую головку.

На следующее утро страшный спектакль продолжается. Стакан перевернут, божьи коровки получили вольную, светляк исчез, а летучая мышь, кишащая муравьями, хрипит раскрытой пастью, обнажая мелкие стариковские зубки. В этот то момент перед решетчатой дверью и появляется дама с вуалью. Я хватаю камень, запускаю в нее — и промахиваюсь. Она смотрит на меня с удивлением и нежным любопытством. Я весь дрожу, мне невыносимо стыдно.

И вдруг я делаю нечто ужасное, от чего дама испуганно кричит. Хватаю летучую мышь, как бы желая пожалеть ее, приласкать, а на самом деле — причинить боль, и кусаю животное, с такой силой лязгнув зубами, что его голова, как мне показалось, чуть ли не распалась надвое. Содрогнувшись, я бросаю летучую мышь в бассейн и бегу прочь..."

А вот еще одно детское воспоминание Сальвадора, на этот раз касающееся мыши, тоже попавшей в "зоопарк маленького Дали":

"...Итак, я побежал к курятнику, искать мышь. Она была очень плоха. Ее гибкое тельце раздулось настолько, что старо серым пушистым шариком. Она не шевелилась и часто дышала. Я поднял ее за хвост, как вишенку. Да, она была похожая не серую вишню. Я бережно положил ее на дно коробки, но вдруг в ужасном конвульсивном прыжке она ударилась о мое лицо, а затем упала без сил. Это было так неожиданно, что сердце у меня забилось и я долго чувствовал его перебои..."

Совершенно очевидно, что оба этих воспоминания, сплавившись в одно, и послужили основой для сюжета "Болгарского ребенка" - а не одно лишт желание Дали в очередной раз эпатировать почтенную публику.

Что касается глубинного смысла вещи, он, безусловно, есть, и связан с теми мучительными и сложными чувствами, которые испытывал Дали к своему старшему брату, тоже Сальвадору, которого художник никогда не видел: "первый Сальвадор" умер за девять месяцев до рождения будущего гения живописи. Здесь поребуются некоторые пояснения, которые, к тому же, помогут нам глубже понять донельзя запутанный и противоречивый внутренний мир художника.

Дело в том, что великий гений живописи 20-го века Сальвадор Дали мог бы никогда не появиться на свет - а в том, что это все-таки случилось, "повинен" именно его брат.

Да, да - тот самый Сальвадор Дали, который повсеместно и громогласно заявлял, что его рождение было предначертано звездами и совершенно неизбежно, потому что ему была уготована роль "спасителя современного искусства - тот самый Сальвадор Дали мог бы никогда не появиться на свет, если бы не несчастливая случайность. Говоря так, мы вовсе не имеем в виду, что родители художника не хотели его появления на свет, и скажем, просто неумело предохранялись - нет, речь о другом.

В семье, до появления на свет нашего Сальвадора, уже был ребенок, и тоже мальчик, и тоже Сальвадор - который прожил всего 22 месяца и умер в результате острой кишечной инфекции. Вот тогда родители, пребывая в состоянии глубочайшего горя от утраты первенца, и решили возместить эту утрату рождением нового ребенка.

В пользу этой версии свидетельствует простой, но убедительный факт, если мы сопоставим дату смерти первого Сальвадора и дату, когда был зачат "второй" (всем нам хорошо известный), то увидим, что между этими датами всего десять дней разницы.

Так что, если бы не смерть "первого" Сальвадора, то будущий гений сюрреализма, скорее всего, никогда не появился бы на свет - и мир, таким образом, лишился бы сотен бессмертных шедевров! Однако для самого Дали с самых детских лет в этой ситуации изначально была заложена глубокая психологичкеская травма. Во-первых, он не ощущал себя самостоятельной и полноценной человеческой единицей - но всего лишь копией своего умершего брата.

Опять же, брат его оставил этот мир в совершенно ангельском возрасте, не успев еще проявить дурных качеств всякой человеческой натуры - а он, второй Сальвадор, продолжал жить, подрастал, устраивал шалости, обзаводился грешками - и тем самым должен был неизбежно выглядеть в глазах родителей хуже того, первого Сальвадора, который так и остался для них ангелом.

Дали осознавал, что родители любят его как отражение, как бледную и не очень удачную копию того, первого Сальвдора - но он-то был другим! И чтобы заставить родителей понять, что он другой, он не копия, он сам по себе - он позволял себе достаточно эксцентричные выходки, которые очень живо описывает в своей "Тайной жизни"....

Все для того, чтобы заявить о себе, как о полноценном самостоятельном человечке. Не исключено, впрочем, что проблема эта была придумана болезненно чутким мальчиком - однако он накрепко убедил себя, что она существует, и эта глубокая уверенность действительно травмировала его на всю жизнь.

Впоследствии, во взрослом возрасте, проблема приняла несколько иные формы: Дали, который был абсолютно убежден в изначальной предначертанности своего появления на свет, в то же время не мог не осознавать, что, сложись обстоятельства иначе, останься первый Сальвадор жив - его вовсе могло бы и не быть.

Явное противоречие двух установок не давало Сальвадору Дали покоя долгие годы, и он пытался "лечить" эту проблему единственным доступным ему средством самотерапии - живописью. "Болгарский ребенок" - одна из многих попыток художника осмыслить эту проблему еще раз и рассказать о ней посредством искусства.

Очевидно, что мальчик с редкими зубами - это сам Дали, а многострадальная "крыса" - его покойный брат, который, вроде бы, умер - но внезапно, подобно несчастной мыши, может "конвульсивно подпрыгнуть и удариться о мое лицо" - то есть, вновь напомнить нашему Сальвадору о себе, причиняя тем самым истинное мучение, суть которого мы описали выше.

И, изображая себя пожирающим эту "крысу-брата", Дали заявляет о своем сильнейшем желании избавиться от этих воспоминаний о своем двойнике, уничтожить их раз и навсегда - что увы, оказалось невозмножным. Тень покойного брата преследовала Дали еще много лет, и он не раз обращался к этой теме в своем творчестве.