"Красное спокойствие" Глава 8. Профессор из Ситжеса
Барселона. Зеленая ветка метро. 10-35
Машину он вчера бросил на бесплатной стоянке у верхней кольцевой и теперь должен был проехать десять остановок на зеленой линии метро. Хронометр сообщал почти десять утра, в окне монитора под потолком побежала строка новостей:
...Премьер-министр Испании Мариано Рахой отклонил запрос каталонских властей на проведение референдума о независимости в 2014 году...
...Парад меньшинств, проходивший месяц назад в каталонской столице, принес в бюджет города доход в размере пяти с половиной миллионов евро, заявил на вчерашней пресс-конференции мэр города Хавьер Триас. Он отметил, что Барселона и дальше планирует развивать гей-туризм, являющийся важной статьей дохода муниципального бюджета...
...В текущем году количество испанских семей, подвергшихся процедуре принудительного выселения за неуплату ипотечных кредитов, может превысить стотысячную отметку и установить новый печальный рекорд...
...Всемирный конгресс врачей-офтальмологов стартовал вчера в каталонской столице...
...Ожидаемый и все равно неожиданный поворот в так называемом "Деле NOOS": в число основных обвиняемых, среди которых фигурируют зять короля Иньяки Урдангарин и его партнер по бизнесу Диего Торрес, может быть включена и супруга Урдангарина, Инфанта Кристина. Нецелевое использование публичных фондов, отмывание капиталов, уклонение от уплаты налогов - именно по таким пунктам королевская дочь, занимавшая до недавнего времени важный пост в правлении банка "Ла Кайша", может предстать перед судом в качестве обвиняемой...
Пуйдж тихонько хмыкнул: поворот как раз самый ожидаемый! Чего хотеть от Инфанты, каких таких человеческих поступков и кристально чистой совести, если она работала и продолжает работать в банке! Да, да, всякий знает: когда началался весь этот скандал, король посодействовал переводу дочери в женевское отделение - но из банковской корзины она и не думала выпадать. Да-а-а... Если кому и можно в этой грязной истории посочувствовать, так старому королю, Хуану Карлосу. Он, пожалуй, самый симпатичный во всей этой монаршей семейке.
Рожденный на итальянской чужбине, воспитанный Диктатором Франко, Хуан Карлос принял корону через два дня после рождения Пуйджа - принял и удержал в лихую годину перехода к демократии, и смог сохранить Испанию единой и неделимой, проявляя, когда это было нужно, твердость характера, железную бурбонскую волю и тонкий политический расчет. Главнокомандующий вооруженными силами Испании, генерал-капитан, рыцарь двадцати орденов и обладатель сотни наград, почетный член всех обществ, ум, честь и совесть испанской нации...
Да, да, так и есть, и Пуйдж хорошо это помнил: испанский народ любил своего короля! Пуйдж любил своего короля! А почему бы и не любить? Спортсмен, моряк, военный, видный мужчина, обходительный кавалер, властелин женских сердец и завзятый бабник, отец четырех десятков внебрачных детей - испанцы, черт побери, действительно относились к нему с теплом, и даже бесконечные эти измены королеве Софии ставили ему скорее в плюс: надо же, помазанник божий, а такой, как все.
И прямота его приводила всех подданных в неописуемый восторг: как, например, в тот раз, когда на одной из встреч небожителей в 2007-м король бросил Уго Чавесу, доставшему всех своей бесконечной болтовней: "Почему бы тебе не заткнуться?" Вот так вот запросто взял и выдал этому Чавесу, подумать только!
Испанцы потом год еще по поводу и без повода повторили эти слова, и каждый раз - с гордостью за короля. Потому что было кем гордиться, как считали тогда. Вот именно - было...
Потому что если одиннадцатый, черный для Пуйджа, год король кое-как еще пережил (и даже умудрился выступить с традиционным рождественским обращением к нации, в котором особо подчеркнул, что перед испанским правосудием все равны, от дворника до принца крови, и совершивший преступление, кто бы он ни был, одинаково понесет заслуженное наказание)- год двенадцатый для него оказался непереходимым.
Все чаще стало мелькать в заголовках масс-медиа "Дело NOOS", по которому главным обвиняемым проходил королевский зять, муж младшей дочери Хуана Карлоса инфанты Кристины - баск Иньяки Урдангарин.
Этот самый Иньяки, получивший в качестве свадебного подарка от короля титул герцога Пальма-де-Майорка, проворовался вдрызг, потащив из казны семь миллионов евро - и это еще только верхушка айсберга!
И если сразу инфанту Кристину всячески выгораживали, то после и ей пришлось являться в суд в качестве свидетельницы, а потом - случай неслыханный и небывалый в истории королевской семьи! - и в качестве обвиняемой.
А как они хотели?! Треть трудоспособного населения Испании сидела без работы, а те, кто работал, получали жалкие гроши - а в королевской семье, и так сидевшей на многострадальной испанской шее, воровали миллионами! Народ возроптал, а король, вместо того, чтобы вспомнить о сказанном в новогоднем обращении, делал вид, что ничего не случилось, и, более того, пытался всячески скандал замять.
И, вдобавок, будучи почетным президентом Фонда защиты дикой природы, отправился в Ботсвану - охотиться на слонов. Пуйдж и сам был завзятым охотником, но слона никогда стрелять не стал бы: охота эта, хоть по законам Ботсваны и легальная - убийство в чистом виде, причем, убийство животного редкого, даже вымирающего вида.
Никто бы о многострадальных ботсванских слонах, конечно, и не узнал бы - не сломай король в ходе охотничьих подвигов шейку бедра. Пришлось в спешном порядке доставлять его частным рейсом в Мадрид для операции - тут-то вездесущая пресса обо всем и пронюхала - в том числе и о том, в какие астрономические деньги обошлась королевская забава налогоплательщикам.
Хуан Карлос вынужден был прилюдно извиниться: мямлил в камеру что-то невразумительное о бесе, который его попутал, и о том, что "больше такое никогда не повторится" - эдакий лысый школьник-переросток после очередной двойки - да только поздно! Фальшиво до рвоты и поздно!
Добрый народ - сытый народ, а испанцы досыта давно уже не едали. И еще: у испанцев - долгая память.
Королю быстро припомнили все - и воровство зятя с дочкой, и немецкую принцессу Корину цу Сайн-Витгенштейн, давнюю любовницу монарха, которая тоже мелькала на этой злополучной охоте, приглашенная туда тем же королем - за те же деньги испанских налогоплательнщиков.
Никогда еще испанский трон не шатался так споро и яростно, и никогда еще не был так близок к падению. Не то, чтобы Пуйдж был монархистом, скорее наоборот: никогда у него не вызывали особой симпатии эти надутые снобы, в особенности спесивая и надменная королева София; никогда ему не нравилось, с каким страдающим и в то же время презрительным выражением на бурбонском личике инфанта Кристина отвечает на вопросы судьи - будто это не она прекрасно была осведомлена обо всех махинациях своего супруга и не она воровала на пару с ним! Нет, Пуйдж и не думал жалеть королей - да и то: пожалел ягненок волка!
Но когда Хуан Карлос совсем недавно отрекся в пользу своего сына, наследного принца Фелипе - сразу стало понятно, что он, в сущности, больной, истрепанный многочисленными скандалами старик; а когда инфанту Кристину родной брат, ставший королем, лишил первым делом титула герцогини Пальма-де-Майоркской, и она прилюдно заплакала, обратившись разом в обычную, не самую симпатичную женщину пятидесяти лет, публично униженную и оскорбленную до глубины души - Пуйдж понял, что и короли, в общем-то - люди, пусть и не из его мира, и что даже у королей, где-то там, глубоко-глубоко, за непробиваемым, в чешуйчатых наростах, панцирем, за бронебойной грудиной бьются почти человеческие, слабые и жалкие сердца, и что им, королям, со всеми своими страстишками, пороками и заблуждениями тоже предстоит когда-то явиться на суд божий, и там-то уж действительно спрос со всех будет одинаков, и с каждого затребуют и спросят по делам его - и потому если не жалости, то хотя бы малой толики понимания они тоже заслуживают, как и всякий другой...
...И опять новость, связанная с ипотечными проблемами: очередной, уже двадцать девятый за месяц случай суицида, связанный с невозможностью заемщиков продолжать выплаты по ипотеке: в Гранаде 43-летняя женщина, в прошлом - частный предприниматель, выбросилась из окна, когда судебные приставы приступили к выселению... В квартире, которую, по решению суда, ей предстояло освободить, она проживала с престарелой матерью и двумя несовершеннолетними детьми. По статистике, каждый день в Испании лишаются таким образом крова 513 семей...
Пуйдж невесело пострекотал про себя. "Новость?" "Новость..." "Новость"! Все это перестало быть новостью еще несколько лет назад. Странно еще, что таких случаев не сотни - причем, каждый день! И всегда, всегда и везде одно и то же: выбросилась из окна, повесился перед самым приходом, облил себя бензином и поджег... "Новость"...
Кому не известно, что уже который год, с тех пор, как всюду стало полязгивать железным и чужим словом "кризис", началась эта беспощадная война банков с ипотечными должниками? Да какая там война? Война - это когда ты можешь хоть что-то противопоставить в ответ. А здесь - бойня! Массовое убийство. Уничтожение. Холокост и геноцид в одном лице.
И я даже знаю точно, сколько их было, таких случаев - сказал он себе. Я, так уж вышло, очень хорошо знаю, сколько их было. Ровно 828 - с сегодняшними двумя.
***
...Как-то, в десятом году (когда многое было уже понятно - но еще не все) шабашили они у одного профессора на загородной его вилле под Ситжесом - тот им все по полочкам и разложил. Доступно - проще некуда.
Профессор - с суровой яйцеобразной головой Брюса Уиллиса, непостижимым образом насаженной на тело Деми Мур - все время, пока они работали, продремал в гамаке на лужайке, едва прикрытый полотенцем, раскинув вольно дивные, без единого волоска, ноги...
Человек, однако, оказался серьезный, даром что марикон: заплатил на три сотни больше против оговоренного, по окончании работы устроил для коллектива барбекю с хорошим вином из Приората и, когда встал каким-то боком вопрос об ипотечных кредитах, прочел работягам маленькую бесплатную лекцию на эту злободневную тему.
- Я не беру начало кошмара, - начал профессор. Он приоделся, джинсы цвета "апельсин" ладно обнимали богатые бедра (губастый Мануэль из Наварры, младший в бригаде, глядел на профессора диковато и томно взлизывал то и дело высохшие враз губы. Пуйдж всегда подозревал, что Мануэль - марикон.) - Иначе нам придется совершить экскурс в далекое средневековье. И Федеральной Резервной Системы США мы касаться не будем - хотя она, в некотором смысле, и есть двигатель воплощенного мирового зла. И Евросоюз обсуждать в рамках сегодняшней беседы тоже не станем. Это отдельная и, вне всякого сомнения, крайне печальная тема - вступление Испании в Евросоюз: ведь с него, главным образом, нынешний крах для страны и начался.
Но рассмотрим непосредственно ипотечный кризис в нашем Королевстве - как следствие и часть кризиса общемирового, и в первую очередь - кризиса США. Однако к Испании. Как вы знаете, в свое время Испанию решено было превратить в рай для туристов и потенциальных покупателей недвижимости из-за рубежа. Строительный сектор считался, цитирую, "наиболее перспективным и конкурентноспособным в испанской экономике." Под застройку были отданы многие закрытые до того территории, жилье раскупалось богатыми иностранцами, как горячие пирожки, и не строил тогда только ленивый.
Плюс к тому, (здесь профессор поднял к лицу ухоженный палец, внезапно и хищно облизал его и продолжил) - плюс к тому, вспомним массовый приток дешевой эмигрантской рабочей силы. А что это означает? Да что, что строительные компании получали сверхприбыли - и расширялись без меры и предела. Вот, вот оно - начало губительного перекоса.
Цены на недвижимость в условиях повышенного спроса какое-то время стабильно ползли вверх, и рекордными, причем, темпами - кстати, рекордно опережавшими и рост доходов населения. И все же, все же - зарабатывали тогда неплохо ( по испанским, разумеется, меркам), и казалось, что так будет вечно.
Вот тогда-то многие испанцы и сами решили обзавестись недвижимостью - ведь хочется же, черт побери, хочется жить в своем, а не арендованном доме! А банки - тут как тут! Желаете кредит? Пожалуйста! Нет сбережений? Не беда! Мы вам и так дадим - и давали! Дороговато? Ничего, мы вам на 20, на 30, на 35 лет кредит оформим - никаких проблем! Хотите, мы и детей ваших во владельцы впишем - чтобы еще надежнее. А возникнет, по тем или иным причинам, желание продать - так в любой момент продадите, и, при растущих-то ценах, еще и навар поимеете. Риск - нулевой, а выгода, с какой стороны не возьми - неоспоримая. Убедительно? Ещё бы!
Вот только неплохо бы на несколько лет вперед заглянуть, что Испании, в общем, не свойственно. А через несколько лет произошло вот что - рынок недвижимости перенасытился. Ипотечный пузырь раздулся до последних пределов и лопнул. Цены перестали устраивать потенциальных покупателей, особенно на фоне общемировых кризисных явлений и куда более интересных предложений по недвижимости на восточном Средиземноморье.
Тысячи больших и малых строительных компаний разорились. Строили-то ведь тоже в кредит. Сотни тысяч недавно построенных объектов заморозили, еще сотни тысяч остались стоять пустыми. Люди, занятые в строительном секторе, массово стали терять работу - и это на фоне общей, растущей обвальными темпами безработицы. Вспомните, друзья, глобальный перенос промышленных предприятий в ту же Азию - с целью удешевления производства.
Но идем дальше. Люди, которые до того тратили половину семейного бюджета на ипотечные выплаты, оставшись без работы, платить, естественно, не могли. Пытались, конечно, кое-как держаться на плаву, пока были пособия. Однако пособия здесь не вечны, к тому же вскоре их до крайности урезали, а после вообще оставили один пшик. Об этом вам известно не хуже меня. И о каких, скажите, ипотечных выплатах в этих условиях речь?
Профессор прервался еще и еще выпил. Крупные капли пота стекали по мужественному его лицу. Собственное красноречие не в шутку его вдохновляло. Работяги, и Пуйдж в том числе, глотнули винца, ухватили по мясному шампуру и продолжали слушать.
-А теперь переходим к самому интересному, - продолжил профессор. - Как же поступают в этой ситуации испанские банки? Вот ситуация: платить вам провто-напросто нечем, остается одно: идти в банк и пытаться о чем-то договориться. Вы приходите, вас вежливо, даже сочувственно, выслушивают, понимающе молчат, прицокивают языком, качают сокрушенно головой - и, без особых уговоров, можно сказать, легко соглашаются дать вам отсрочку по платежам на год. Разумеется, все это нужно оформить документально - неизбежные формальности. Вам подсовывают стопку свежеотпечатанной бумаги, которую вы, на седьмом небе от счастья, подмахиваете не глядя, и считаете, что вам крупно повезло, что через год все обязательно наладится, а в банке работают на редкость чуткие и понимающие люди. Нет, друзья! Нет, нет, и еще тысячу раз нет! Подписал эти бумаги, не читая, вы уже совершили непростительную ошибку! (Здесь профессор посмотрел на работяг с суровым презрением, как будто они - каждый из них - действительно повинны были в этом грехе. Никто, впрочем, не обратил на мимику его ни малейшего внимания: профессор явно был умен, излагал умные вещи, а умного человека грех не послушать - даже если он и гей!)
-Да, да - непростительную ошибку! - повторил, распаляясь еще более, он. - Никогда, помните, никогда - никогда не подписывайте никаких документов, предварительно не прочитав их: полностью, целиком, от корки и до корки, до самый ничтожной запятой!Да, знаю, это очень непросто: потому что вам всячески будут стараться помешать это сделать, искусственно создавая вокруг атмосферу непонятной спешки, повторяя, что читать все вовсе не обязательно, что это пустые формальности и тому подобное... Не поддавайтесь на эти уловки, друзья! Потому что где-то на десятой или пятнадцатой странице, в самом низу, мельчайшим шрифтом, без лупы и не прочтешь, обязательно будет попечатана какая-нибудь редкая гадость, из-за которой потом голову впору будет сунуть в петлю. Так и здесь: в подписанных вами бумагах будет пунктик о штрафных санкциях за временное прекращение платежей, причем размеры этих санкций будут поистине варварскими и сглотнут за год едва ли не все, что вы уже успели заплатить банку. Впрочем, узнаете об этом вы только потом, когда дело дойдет до суда. А оно обязательно дойдет, я вас уверяю - кризис закончится лет через двадцать, не раньше - если закончится вообще. Итак, год миновал, платить вы по-прежнему не в состоянии, о но вой отсрочке речи уже не идет. Банк тянет еще немного, с полгодика - новые штрафные санкции, которые окончательно сожрут ваши прежние платежи, а после подает на вас в суд.
-Квартира, как залоговая собственность, выставляется на аукцион, где сам же банк, через свою созданную специально для этих целей организацию, ее и покупает, но уже не за ту, раз дутую сверх всякой меры, сумму, в которую он сам же когда-то ее и оценил, а за совсем другие, не в пример более скромные деньги. А как иначе? Кризис, ситуация изменилась к худшему, цены на недвижимость рухнули - все, дескать, по-честному. Улавливаете, как мудро все устроено в банковской сфере? Что бы не случилось, все риски несет клиент, и только клиент, а никак не банк, который предусмотрительно избавил себя от них при любой ситуации.
-И что же получается: двадцать, допустим, лет вы пахали на ипотеку, отказывая себе в самом необходимом - и остались в итоге бездомным должником! Почему бездомным - понятно. А почему должником? Да потому что, если даже сумма так называемой "продажи" и перекрыла остаток вашего долга банку - не стоит забывать о судебных издержках, которые тоже лягут на вас, как на проигравшую сторону. И поверьте - издержки эти поистине огромны: речь идет о многих десятках тысяч! И это еще самый безобидный вариант - хотя, когда тебя вышвыривают из дома, за который ты честно платил двадцать лет, вряд ли ты назовешь его безобидным! А в случае, если вы успели проплатить всего пять или десять лет и, как следствие, до кредитного тела едва добрались? Прибавим к судебным издержкам еще и весьма весомый долг банку! И в том и в другом случае, друзья, результат неутешителен: жилья, которое вы наивно привыкли считать своим, у вас больше нет, и существуете вы, с голодной семьей и неподъемным долгом, на улице.
-На улице! Потому что такого понятия, как "право на жилье" в Испании не существует - как не существует и самого права. Освободи помещение и шуруй, что называется, под пальму. Добро пожаловать в мир бродяг! И на всю жизнь вы остаетесь, будем называть вещи своими именами - рабом! Сильно задолжавшим, нищим и бездомным рабом! Начать новую жизнь вам не дадут: во-первых, наложат эмбарго на ваши счета, во-вторвх. отберут все ваше движимое имущество, и всю оставшуюся жизнь, даже если вам и повезет найти работу, вам будут оставлять лишь на черствый кусок хлеба - все остальное пойдет в счет долга банку и суду. Черная метка ипотеки останется на вас на всю жизнь - если конечно, можно назвать это жизнью. Вот что происходит сейчас в Испании, спаси, Господи, эту страну...
-Дальновидно ли стороны банков и правительства заниматься планомерным уничтожением граждан, то есть, рубить сук, на котором они сидят? Есть ли в этом хоть какая-то логика? Тысячу раз нет! Но не забывайте, друзья - мы не в Америке. Америка - корень мирового зла, это всем известно, но даже там к людям относятся куда более человечно, чем в Испании. Это там банкам дорог каждый клиент, и удержать его они стараются любой ценой - в том числе, и ценой разумных многочисленных уступок этому клиенту. Но мы в Испании! Мы в Испании, а здесь законы логики и здравого смысла не в чести!
-Забавно другое: создали эту ситуацию одни люди, а расплачиваются за нее другие. Как, впрочем, и положено. Нужно было думать своей головой раньше - чтобы теперь не приходилось засовывать ее в петлю.
-Я ведь и сам, в общем, идиот, - добавил профессор не без сожаления. - Подождать бы мне с ипотекой еще годика три... Сейчас такие виллы стоят на сотню тысяч дешевле. Хорошо, что с работой пока, тьфу-тьфу, проблем нет.
...ну, у него-то, положим, их быть и не могло - профессор был сотрудником Института Новой Каталонской Истории и в своих трудах последовательно развивал тезис о Каталонии как колыбели современной европейской, а, возможно, и мировой цивилизации. Безработица ему в ближайшие века не грозила.
Пуйдж внимал тогда речам профессора с интересом (как, кажется, давно это было!), сочувствовал всей душой беднягам, каких угораздило попасть в такой варварский переплет - но на себя эту ситуацию примерять и не думал. Все это, вероятно, имело место быть - но в какой-то другой Испании, в черном ее антиподе, к которому Пуйдж ни малейшего отношения не имел и не мог иметь по определению.
Да, у него тоже была ипотека. Да, ему оставалось еще платить и платить, без конца и края. Но - он был относительно молод, абсолютно здоров, работящ и при работе, причем, при неплохо оплачиваемой работе - а значит, ничего подобного с ним случиться просто-напросто не могло. Кто же знал, как быстро все может поменяться в жизни...
Кто же знал, что когда-то наступит сегодняшний день, после которого возрата к прежнему уже не будет. Не будет - никогда. "Никогда" - какое мерзкое слово: словно встающая с глухим стуком на место могильная плита.
И, при мысли этой, при мертвой гранитной тяжести этого "никогда" налетела разом злая птица, в самые глаза замахнула Пуйджу крылом: екнуло тревожно под ложечкой, кольнуло сердитым жальцем в груди - и сделалось на миг сладко и нехорошо.
Стоп-стоп, ладно, черт с ним, оборвал он себя. Не время сейчас о чем-то сожалеть. И расклеиваться, и размокать - не время. Надо спокойнее - просто спокойнее. Все будет так, как должно быть. Ишь ты, какая здесь жара!
***
Вагон был старый, с едва работавшим кондиционером. Сеньоры, истекая, обмахивались веерами, совсем как в добрые старые времена. Пуйдж огляделся основательнее.
...вот, например, парочка спиной ко мне: он, сидя, видел только спины и две пары ног в джинсах, но голову готов был дать на отсечение, что это Боливия или Перу: когда Бог лепил их, точно в небесной мастерской закончилась глина: на ноги и задницы явно не хватило! Причем, ни мужикам, ни бабам - когда смотришь на них спины, никогда не определишь, кто и какого там пола: плечи у всех одинакоквые, и ноги у всех одинаковые, короче короткого, а задницы - и вовсе недоразумение!
...а вот ирландец. Белый в легкую просинь, рыжеволосый, с конопушками - и ярко-красным, как тревожная лампа, обгоревшим на солнце носом. Когда бы ирландцы не приехали в Барселону - вечно они умудряются обгореть. Только это их ничуть, похоже, не расстраивает: ходят по улицам в трусах, даже зимой, улыбаются, щебечут на своем - на редкость положительная нация, хотя и жлобы. Чем-то даже нас напоминают, подумал он: умеют во всем найти светлую сторону!
...или вот: молодой парень, с виду типичный панк, и хохол у него фиолетовый, и сидит на полу у межвагонного пространства, насыпает табак, крутит сноровисто сигарету... Только видимость все это, честное слово! Потому как не один он, и не панк вовсе. Ближе к середине вагона, совсем рядом со мной, уцепилось лапкой за поручень - девушка-студентка с кожаной папкой, с тубусом - все, как полагается.
...по одежке видать: из семьи с доходом, чистенькая и аккуратная - только с панком они одной крови: обмениваются раз через раз цепкими, внимательными, говорящими взглядами, ведут лишь двоим понятный диалог. Троим, поправил он себя - тут сразу понятно, что весь их прикид - сплошная видимость, а означать это может лишь одно: оба из полиции.
...почему не воры? Да потому что видел, он, как неприязненно косилась "студентка" на его камуфляж: понятно, он охотник, и они охотники, а когда слишком много ловцов в одном месте - это нехорошо. Только ты успокойся, девонька - мне ваша дичь без надобности. А вот, кстати, и дичь: те самые колумбийцы. Для кого-то дичь, а для кого-то - те же охотники.
Теперь перуанцы встали в полоборота к нему (это все таки были парень и девушка) и что-то оживленно, на режущем ухо чужом языке выпытывали у ирландца, показывали ему измятую карту Барселоны (мол, помоги брат, сами мы такие же приезжие, как и ты, совсем потерялись в чужом городе) - а тот, лопух, хлопотал бестолково длиннейшими ресницами и не видел, что смуглая рука перуанки уже расстегнула молнию сумочки на его боку и вытащила до половины бумажник.
Здорово у ней получалось: как будто лицо, со всеми своими фальшивыми улыбками, ужимками, глазками, которые она активно строила ирландцу, и рука - темная рука с тонкими и точными пальцами, методично и медленно продолжавшая тащить бумажник наружу - принадлежали двум не то что разным, но даже незнакомым друг с другом людям. И барселонские "охотники" - ноль внимания! Да что и взять-то с них, с городских сопляков...
Пуйдж мягкой молнией поднялся, сделал шаг и нежно накрыл руку перуанки своей.
-Спокойно, спокойно, остановились, - негромко, но предельно внятно сказал он.
-Что происходит, каброн? - не изменив ни на йоту выражения лица, тем же фальшиво-оживленно-радушным голосом, разве что тоном ниже, поинтересовалась в сторону Пуйджа она.
-Ты спокойно, спокойно... Спокойно, шлюхина дочь, - он говорил совсем негромко, но руку ее прихватил сильнее. - Сейчас сдам тебя с твоим мачо собакам. В вагоне двое, рядом, и на перроне наверняка будут еще. Так пойдет? Или разойдемся мирно?
-Ладно. Ты тоже спокойнее. Спокойнее. Мы уходим и ничего не берем, - теперь она смотрела с веселой и бессильной ненавистью: так смотрят люди, вынужденные подчиниться неласковым обстоятельствам, но мучительно этого не желающие. Чувство это было хорошо Пуйджу знакомо.
Напарник исполнительницы сопел, дул волосатые ноздри и топотал в ярости белыми адидасовскими копытцами, как и положено мелкокриминальному перуанцу в таких случаях. Всем свирепым видом своим он ясно давал понять, что, случись меж ними встреча еще раз и при других обстоятельствах - пера в бок Пуйджу никак не миновать, в чем Пуйдж не особо и сомневался.
Из динамика зеленым женским голосом объявили остановку "Vallcarca". Ворюги вымелись из вагона первыми - наверняка, чтобы зайти в следующий состав. Пуйдж показал ирландцу раскрытую сумку, объяснил, как мог, что его пытались обчистить и нужно быть более внимательным и, выслушивая вполуха благодарность, сообразил, что остновка была та самая, нужная ему - он прозевал ее, не вышел вовремя, и теперь нужно будет возвращаться.
Перед тем, как начать спускаться к стоянке, он постоял еще, облокотившись на перила, на смотровой площадке. Отсюда, со склонов Сьерра де Кольсерола, город стекал вниз, к морю, закрытому легкой дымкой.
У подножия холма Монтжуик вросла в воду белая туша круизного лайнера - даже отсюда было понятно, насколько он огромен.
Правее, дальше и выше, вспыхивая то и дело на плоскостях отблесками солнца - тяжело и круто ввинчивал сытое тело в небо взлетающий самолет. Другой, неествественно медленно - казалось порой, что он совсем перестает двигаться - заходил на посадку слева.
...Жизнь продолжается, сказал он себе. Корабли плывут, самолеты летят, поезда едут. Каждые сутки по Рамбла проходят сто пятьдесят тысяч человек, чтобы освободить место следующим ста пятидесяти - жизнь продолжается...
Он еще раз окинул взглядом барселонскую чашу - охватил ее, обнял глазами, впитал, сфотографировал, поцеловал губами души - и начал спуск вниз, к парковке.
...Я очень люблю этот город, и теперь даже больше, чем прежде - но жизнь моя там, в горах. "Маленький Пуйдж спустился с гор," - сказала сеньора Кинтана. Что ж, теперь маленький Пуйдж должен подняться в горы. Побывать у Черной Мадонны11 - и вернуться к себе.
И все нужно успеть сделать до того, как солнце умрет в долине.
...А время - уже не то, что прежде. Сегодня оно куда скорее вчерашнего. С самого утра было - скорее. Сейчас его почти нет: исчезает, как снежный хвост моей Пенелопы, когда та берет след. Остается тающий в подлеске шорох - и ничего. Нужно ждать "звонка" и спешить туда, где Пенелопа облаивает зверя. И снова времени нет - оно всегда на три шага впереди твоего жаркого дыхания.
А вот когда ты добежал, и уже видишь его - зверя, и начинается самое важное - время практически замирает и топчется виновато на месте: будто просит, смущаясь и стыдясь, прощения за недавнее сумасшествие. А потом встает вовсе.
И, наконец, наступает главное: ты оказываешься внутри оранжевого, пульсирующего в самый такт твоему сердцу теплого шара. Это твой шар, и в нем - твое время. Внутри шара время течет со скоростью, нужной тебе. Или не течет вовсе: если есть такое желание, можешь застопорить его вообще! Еще в нем возможно забежать на самую малость вперед и узнать, что тебя ждет: в пяти ближайших минутах. Впрочем, не это главное. Главное, что в шаре не нужно никуда спешить. И спокойно можешь сделать все, что намеревался. Сделал, вышел - и порядок.
У меня оранжевый шар есть - и у Моралеса тоже: неспроста он такой славный охотник. у Сальвадора Дали был свой шар: и потому он рисовал мягкие часы и так много успел в жизни... Я проходил это тысячи раз. Так и сейчас - все встанет на круги в свой час. Моя Пенелопа услышит команду хозяина...
"Моя Пенелопа" - он усмехнулся. Как будто не сам я отдал ее вчера Моралесу! Но иначе нельзя, к тому же Моралес - хороший охотник и неплохой человек. Спокойно, спокойно, спокойно! Пенелопе у него не будет худо.
И в конце концов, сказал он себе - сегодня мой день! Тем более, сейчас, и отсюда, с этой точки - начинается обратный отсчет. Дорога домой, а лучше сказать - к себе.
Заляпанный оранжевой глиной трехдверный "Мицубиши Монтеро" был там, где Пуйдж оставил его вчера - в полной сохранности. Последний раз Пуйдж охотился неделю назад, и внедорожник можно бы и помыть, но пусть лучше так: стоянка не охранялась, и замызганный вид машины был предпочтительнее: меньше соблазна для лихих людей.
Слева, загораживая выезд, под углом и кое-как была припаркована длинная телега "Ниссана-Наварры" - на такой же ездил хозяин Пуйджа, старший Кадафалк. Пуйдж даже усомнился было: уж не сам ли Кадафалк пожаловал в Барселону? Тем более, как знал он, шеф любит проехаться в столицу и погулять как следует в районе красных фонарей - однако номерной знак был другой, машина - почти новая, да и не бывает таких совпадений. И хорошо, что не бывает: сегодня уж точно они ни к чему.
С выездом пришлось таки помучиться, и Пуйдж даже ругнулся пару раз: стоило бы содрать "каброну" новенький бежевый лак, чтобы знал в другой раз, как парковаться - только зачем? Не дело это - вот так, втихую. Хорошие дела за спиной не делаются. Пусть себе живет, шлюхин сын.
Выруливая на кольцевую, он кинул взгляд на центральную панель - 11-05. Вот и хорошо: пока он доберется до Монтсеррат, доступ к Черной Мадонне снова откроют. А побывать в монастыре нужно, и сегодня - как никогда.
Оказавшись на трассе, он поставил диск с музыкой давно мертвого человека, которого в Барселоне всегда считали своим - Фредди Меркьюри - и ровным ходом, не превышая положенных 120, покатился прочь от моря.
Хороший человек был этот Меркьюри, и музыка у него - хорошая! Такую мог написать только человек, не понаслышке знавший, что это такое: стоять на снежной шапке Муласена, наблюдая, как легко и смертельно низвергается в пропасть горный козел - и так же, ангельски, не касаясь камней, возносит стокилограммовую тушу наверх...
Такую музыку мог написать только человек, который знает, что такое это: взять своего первого настоящего кабана весом под две сотни ... Надо бы поинтересоваться - наверняка, Меркьюри был альпинстом и охотником. И наверняка разбирался в машинах, подходящих для охоты.
Как, например, моя - специально для охоты я ее и брал. Да, что называется, "вторые руки", и совсем не прошлого года выпуска: новую он себе позволить не мог, потому что была ипотека, и выплат и без того хватало с головой, но и эта оправдала доверие на все сто - и продолжает оправдывать.
Он пересмотрел тогда сотни объявлений, объездил половину Каталонии - и таки нашел оптимальный, с его точки зрения, вариант.
С машинами - как с девицами или домами: всегда есть момент подсознательный, иррациональный, когда с первого мгновения, не заглянув даже под капот, говоришь себе - она обязательно будет моей!
С девицами это - без заглядывания под капот - именуется любовью с первого взгляда. Так и у него с этим "Монтеро" цвета предгрозового неба - она самая, с первого взгляда, и случилась.
Так было и с Винчестером-Вулканом калибра 30-06. Увидев его как-то в руках товарища на облавной охоте, повертев минуту в собственных, лишь раз приложившись, я сразу понял - вот оно, мое! Легкий, прикладистый, красивый - да и цены не запредельной... Тем более, боги играли на моей стороне - как только я загорелся покупкой, так сразу же обнаружил в "Тысяче объявлений" то самое, нужное мне: почти новый "Вулкан" продавали за полцены. Правда не у нас, а в Кантабрии - но что такое шестьсот километров по хорошим дорогам? Шестьсот туда, да шестьсот обратно - не крюк! Я уложился за выходные - и карабин того стоил! Кривой Сантьяго, продавший мне его, только пару раз и успел им воспользоваться - до того несчастного случая на охоте.
Отличный мужик этот Сантьяго! Я ночевал у него и мы здорово посидели далеко за полночь, глядя, как живет и умирает в камине огонь...
Но карабин Сантьяго был больше без надобности, с одной-то ступней и единственным глазом - а во мне он сразу почуял настоящего охотника. Кроме "Вулкана", мне досталась еще и приличная оптика, и полторы сотни патронов - и доплату Сантьяго отказался брать наотрез.
Вдобавок, в качестве бонуса, он отдал мне за монетку в десять центов и кинжал - ручной работы, из честной кованной углеродки, с роговой рукоятью и гравировкой в виде головы секача... Этим кинжалом ему не раз приходилось добирать зверя - а что это такое, и каких железных яиц требует, я знаю не понаслышке. Хороший мужик этот Сантьяго - но охота на крупную дичь всегда бывает опасна, особенно, если в твою команду затесался идиот, понятия не имеющий о технике безопасности - как оно в случае с Сантьяго и вышло.
Смешно вспоминать сейчас, но в первую неделю я даже спал с "Вулканом" - да-да: укладывал его на вторую половину кровати, укутывал одеялом и, просыпаясь раз по десять за ночь, нащупывал оружейную сталь рукой, ласкал гладкое ложе, как ласкал бы грудь или задницу сопящей рядом жены - и засыпал счастливым снова. Смешно, должно быть - но так оно и было.
Да и что, по большому счету, смешного? У меня был дом, была охота, и, где-то там, на дальнем кордоне сознания, но все более явственно брезжила мысль о том, что и Монсе, может быть, согласится войти в мой дом хозяйкой: оба мы, в конце концов, позврослели, набили жизненных шишек, и многое воспринимали теперь иначе. Пора и ей прибиваться к спокойному берегу - видит Бог, пора!
А берег мой и был - спокоен. Спокоен и счастлив. Я привыкал, привыкал к нему, счастью - и наконец, привык.
И счастлив был абсолютно и вечно, без времени, воспринимая счастье, как нечто совершенно нормальное, такую же неотъемлемую и естественную часть своей жизни, как горный воздух, снег на далеких вершинах или свист пиренейских сурков.
Счастья, в конце концов, оказалось слишком много для одного, я все чаще стал подумывать о том, что его, пожалуй, с лихвой хватит и двоим - Монсе и мне, я медленно и верно, как вино в погребах Приората, вызревал для серьезного с ней разговора, и почти не сомневался, что все у нас сладится, я почти готов был - заговорить...
А потом пришел одиннадцатый год - черный одиннадцатый год...
Полностью текст романа можно прочитать здесь: https://ridero.ru/books/krasnoe_spokojstvie/
