"Красное спокойствие". Глава 9. Роза сеньоры Кинтана
zakharovsergei@mail.ru Тел, WhatsApp, Viber +34 630917047
Каталония. Шоссе С-58. 11-20
Две тысячи одиннадцатый от Рождества Христова год вышел для Пуйджа поистине черным.
Чуждый и чужой до того "кризис" наехал бандитом вплотную, подмял под себя скользкой тушей, засадил меж ребер подржавленный от долгого бездействия, заскучавший без плоти нож - и сделался кровно родным.
В том году они больше не охотились вместе - во всяком случае, Пуйджа на охоты в привычном коллективе: три Кадафалка, "Корочка", Биби, Сагарра, Пунти - уже не приглашали.
В том году окончательно грянуло, предельно ухнуло, финально разорвалось, и дела в строительном секторе, получив пробоину ниже ватерлинии, стали погружаться на финансовое дно.
"Кадафалк структурас" отхватила от зарплат большой окровавленный кус, после урезала их вдвое - да и этот обрубок давала из рук вон плохо.
Кое-что, конечно, работягам перепадало - но ровно столько, чтобы оплатить коммуналку и не умереть с голода. Люди уходили один за другим, издерганными, без курса и цели, малыми кораблями покидая тонувшую крысу предприятия.
Для Пуйджа с его ипотекой это была катастрофа. С полгода он еще протянул: имелись кое-какие накопления на банковском счету - но после иссякли и они.
Твердь под ногами привыкшего к основательной стабильности Пуйджа закончилась. Внизу ожидала голодная бездна. А лучше сказать, пропасть - отвесная и чужая, как смерть. До зуда вдоль позвоночника и слабости в глиняных ногах, до внутренней мелкой дрожи.
Большая и холодная, с запахом железа и чеснока, пустота, дыхание которой ощутимо уже за сотню метров. Такая пропасть есть у старокаменной деревушки Тавертет в пиренейских предгорьях. Сразу ступаешь по гладкому, как стол, отполированному ветром и водой серому камню - подрагиваешь, но идешь.
А после ложишься и ползешь к самому краю, по чуть-чуть, по сантиметру, борясь с нелепым желанием ухнуть-сорваться вниз.
А потом лежишь, свесив кругом идущую голову над вертикалью в полкилометра - и боишься шевельнуть мизинцем. И внутри так же - волнительно, звонко и пусто. И восторг до пьяной головной круговерти, который не уложишь в слова.
Вот только восторга сейчас не было. Была - узкая доска, дальний конец которой бежал в эту самую пустоту и терялся в густом и влажном пиренейском тумане. И идти по этой доске было страшно и некуда, а не идти - нельзя.
Пустота эта, холодя неизвестностью, голодно и грозно надвигалась, поедая без устали обстоятельный, как пирог с тунцом, мир Пуйджа - так гложет кантабрийский берег изверг-океан. С неприятным удивлением отметил Пуйдж как-то и такой момент: если раньше, проснувшись, он с минуту лежал, улыбаясь, в постели, а после выпрыгивал из нее упругим волосатым мячиком, навстречу жизни и новому дню, то теперь выбирался из кровати осторожно и стариковски медленно, каждый раз с опаской прощупывая пальцами ног пол внизу, прежде чем на нем утвердиться - как будто ожидал, что в одно далеко не прекрасное утро его просто может не оказаться там, а будет - та самая, подкравшаяся коварно ночью, пустота.
И входную дверь он отворял с недавних пор с такой же опаской, подспудно боясь угодить не на каменную твердь крыльца, а в туманную враждебную полость; опасаясь, что дом его, словно оторвавшийся от крепления в ураганную ночь дирижабль, болтается где-то в пяти километрах над землей, и выйти наружу - верную означает смерть.
Глупости... Глупости? Глупости! А между тем, Пуйдж вел себя с определенной поры именно так.
Осознав однажды новоявленные свои странности, он невесело пострекотал. Все это никуда не годилось.
Средства на счету вскоре кончились. Наступил, в конце концов, момент, когда Пуйдж, впервые за все годы, не смог уплатить по ипотеке. Дожидаться звонка из банка он не стал - просто отправился туда сам.
Сеньор Пунти, выслушав принесенные Пуйджем нехорошие вести, изумился и ощутимо расстроился. Он хмыкал, прицокивал языком, хмурил редкие брови, снял очки в тонкой светлозолотой оправе и даже откатился чуть-чуть от стола, разглядывая Пуйджа с непониманием и строгой укоризной - как будто не знал, почему у Пуйджа не имелось этих чертовых денег!
Пуйдж, наблюдая исподлобья метаморфозы директорского лица, сидел красный, как барретина, уронив тяжелые кисти рук на джинсовые колени - и от жгущего кайенским перцем стыда готов был провалиться сквозь зеленые мраморные плиты пола. Он не любил и не хотел просить, и ему, хвала Господу, редко до того приходилось делать это - а теперь вот пришлось.
Директор еще поглазел, еще помолчал, еще похмыкал, потер легко лоб, после поднял высокое костлявое тело из кресла, вышел за стеклянную перегородку и склонился над столом "Корочки", явно давая какие-то указания. Та согласно кивала; Пуйдж со своего места видел ее старательный затылок и обтянутую туго черным спину. Затарахтел приглушенный стеклом принтер.
Кофе Пуйджу в тот раз никто не предлагал.
Десяток минут спустя Пунти вернулся со свежеотпечатанной кипой, занял место свое за столом, еще раз взглянул на Пуйджа (более ясным на этот раз взором, словно доктор, окончательно определившийся с диагнозом) - и не без приятности улыбнулся.
-Вот и все!- объявил он, точнейшим движением карточного шулера выложив перед Пуйджем пачку пахнущих растревоженной краской листов с мелким до неразличимости шрифтом. - Отсрочку на год мы вам даем. А там, будем надеяться, все наладится. Читать будете? Я тоже думаю, что это не обязательно. Формальности, чистой воды формальности... Тогда как обычно: ставим подписи... Здесь, здесь, здесь, здесь и здесь, теперь еще один экземпляр...
В общем, прошло все даже лучше, чем Пуйдж ожидал. Банкир особо не чинился, и нужную ему как воздух отсрочку Пуйдж получил без особых проблем.
За год тот ничего не изменилось - все те же нерегулярные и мелкие подачки от "Кадафалк структурас", из которых Пуйдж, живший исключительно на заготовленной впрок кабанятине и родниковой воде, смог, ужасаясь собственной бережливости, накроить на три месяца платежей.
Три месяца он платил - а после снова уперся в полное отсутствие денег.
Пуйдж знал, что и самому хозяину приходится туго - туже некуда. И надежные, с опытом, работники - такие как он, Пуйдж - готовые вкалывать и временно терпеть всю эту неразбериху с зарплатами, да что там - почти полное отсутствие зарплат - единственное, что помогает предприятию хоть как-то держаться на плаву. Он давно работал на Кадафалка, и, надо признать, деньгами хозяин никогда его не обижал. И потому сейчас он долгом своим считал держаться с Кадафалком до последнего. Из нормальной человеческой солидарности.
Однако солидарность солидарностью, но нужно было что-то решать. Ситуация приобретала нехороший филотевый оттенок, и Пуйдж понимал, что дальше так продолжаться не может. То самое "последнее" приступило вплотную. Если уж на то пошло, он мог бы попытаться устроиться где-то в другом месте - и предвидел, что так, наверное, и придется поступить. Год назад он нашел бы себе другую работу в несколько дней. Сейчас, конечно, положение дел изрядно изменилось - и не в лучшую сторону, однако шансы по-прежнему оставались.
Свинцовея сердцем и старея лицом, он повздыхал, прыгнул в "Монтеро" цвета предгрозового неба и проехал к офису старого Кадафалка.
В приемной сидела рыжая Биби, друг и соседка: взглянула на Пуйджа сквозь шелушистые ресницы, улыбнулась раненой лисицей, вздохнула раз и другой: печально и еще печальнее - и не сказала ничего.
Войдя в грубовато-старомодный кабинет шефа, маленький Пуйдж видел, что и сам Кадафалк черен лицом, потерян и ощутимо пуст, чего раньше никогда за ним не наблюдалось.
И рука, какую протянул ему, здороваясь, шеф, была не прежней огненной лапой, а холодной и вялой, как мертвый лосось.
На сейфе же древнего образца в углу комнаты красовалась пустая на две трети бутылка бренди "Torres", и еще две, совсем порожние - цепким взглядом охотника Пуйдж сразу же отметил их - поблескивали из корзины для бумаг.
Мировой кризис явно не давался Кадафалку легко.
Больнее же всего поразило маленького Пуйджа то, что Кадафалк, всегда незыблемый, как Геркулесовы столбы, в разговоре с ним мелко суетился, перекладывал взгляд свой с места на место - как вещь совершенно не нужную, которую попросту не знаешь, куда пристроить - но в глаза Пуйджу упорно глядеть не желал.
После он все же справился с собой (помогло бренди, рюмку которого проглотил и Пуйдж) и заговорил, наконец, нормально.
-Мне нечего скрывать, сынок, да и ты меня не первый год знаешь - и знаешь, что старый Кадафалк юлить и прятаться не привык! Буду говорить прямо, как есть, - сказал он, пристукнув, для верности, в дубовую столешницу массивным кулаком.- С французами по нынешнему контракту была договоренность: выплата всей суммы по контракту в четыре приема, раз в три месяца. Обычная схема - сколько раз так работали! Сделали, пожали друг другу руки - и разбежались.
-Но сейчас, ты знаешь, все наперекосяк! Весь мир летит к чертовой матери! Там, наверху, не заплатили моим французам, эти гребаные лягушатники не заплатили мне. А мне нечем сейчас заплатить вам. С субподрядами так: в выигрыше прежде всего верхний (в подтверждение слов своих он ткнул вверх бурым упитанным пальцем). Верхний снимает все сливки. Остальным достается риск, нервотрепка и, если повезет, кусок хлеба с маслом. Все сливки - верхнему. А я с другого края, снизу - примерно там же, где и все вы, сынок. Только с одной небольшой разницей - ответственности на мне поболе: не за себя одного, а за всех вас, за всех своих людей. Старый Кадафалк собрал людей, дал им работу - значит, он за них в ответе!Потому что вы мне - как дети. Я тебе больше скажу: за вас у меня голова болит куда сильнее, чем за себя!
-Сколько раз уже думал: работал бы себе дальше сварщиком - и ни о чем голова не болела бы! Чего еще мне не хватало? Я же варил, как Бог, сынок, не было мне равных во всей Каталонии! И деньжонок на достойную жизнь хватало - нет, не сиделось спокойно! На хрен я во весь этот бизнес полез!? А сейчас ведь что получается, малыш? Отдавать вам зарплату мне нечем. То, что я даю вам сейчас - я даю из своего кармана. Выгреб все заначки, занял, у кого мог, выставил на продажу дом своих стариков в Вальсе...
-Но люди уходят - и я их понимаю! Все понимаю - и никого не виню. Семьи, дети, кредиты - деньги нужны всем. Приходят ко мне, устраивают истерику. Орут. Плачут, как малые девочки. Угрожают судом. Как будто деньги от этого возьмутся из воздуха! Как будто я прихапал эти деньги и спрятал себе в карман! Как будто не понимают: единственный шанс добраться до денег - раздобыть жирный и надежный заказ, сделать работу и взять хорошие деньги! Ты, конечно, можешь уйти, Пуйдж - как ушли уже многие. С работой сейчас везде плохо - но что-то, возможно, найдешь. А старому Кадафалку, похоже, крышка - только это уже мои проблемы, и никого другого они не касаются. Давай-ка еще по одной! И не в службу, возьми у Биби пепельницу - я угощу тебя сигарой.
Пуйдж принес тяжелую, как кандалы, пепельницу, они выпили, наладили сигары, закурили, и Кадафалк продолжил.
-Два года назад у меня было сто тридцать четыре работника. Год назад у меня работали шестьдесят шесть человек. Четыре месяца назад - сорок восемь. Сейчас осталось двадцать два. Двадцать два! Чертов кризис! Двадцать два, Пуйдж - двадцать два! Потому что люди приходят к старому Кадафалку, а он честно, как есть, говорит всем, как сейчас тебе: парни, в ближайшее время будет туго! Не заплатили мне - а я не могу заплатить вам. По большому счету, мне давно уже нечем платить - но на то я и старый Кадафалк, чтобы что-то придумать. Потому что я не могу сидеть сложа руки и наблюдать, как гибнет дело, на котрое я положил всю жизнь. И я придумываю, из кожи вон лезу - мне нелегко это дается, поверь! Надо не глотку драть, и не плакать, если уж прижало по-серьезному - а пробовать найти выход из ситуации.
-И вот что я тебе скажу, малыш - кстати, ты будешь первым, кто об этом узнает. Позавчера на меня вышли мои давние партнеры - "Вавилон Конструксионес". Там два братца-еврея заправляют - Исаак и Аарон. Типы масляные, скользкие, неприятные, что и говорить. Ты знаешь, я и вообще евреев недолюбливаю. Но. Но! Но в отношении бизнеса мне не в чем их упрекнуть. Я их уже двадцать лет знаю, и работы с ними перелопачено столько, что не счесть, и за эти двадцать лет ни единого раза - слышишь, ни раза! - с ними не возникло ни одной проблемы. Ни раза за двадцать лет не было ни одной задержки по платежам - а это многое значит, сынок! Люблю я евреев или не люблю - но в бизнесе Исааку и Аарону я доверяю стопроцентно. Больше, чем любому французу. Больше, чем любому испанцу. Доверяю, как самому себе. Давай-ка накатим еще по одной!
-А теперь к сути дела. Предлагают эти евреи заказ - и какой заказ, мальчик! Пальчики не то что оближешь - а даже съешь! Гостиничный комплекс на лыжном курорте "Вальтер 2000"... Слышал о таком? Ну вот! Далековато, конечно, от нас каждый день туда на работу не поездишь - поэтому жить будем там. Есть там неплохой мотель за Сеткасес - это я беру на себя. А в остальном... Высота, красота, горный воздух, и, главное, куча работы - все, что нужно! Работать шесть месяцев, и зашибить можно, особенно по нынешним временам - по-царски! Правда, стопроцентный расчет по выполнении - но это уже мои проблемы. Опять мои проблемы! Но мне не привыкать. Еще где-то достану, одолжу, продам - но аванс, пусть и небольшой, я вам обеспечу. Зато потом - все остальное, а "остального", поверь, будет много! Был бы заказ от кого другого - не взялся бы ни за что - я и так почти разорен. Но этим евреям, повторю, я доверяю, как себе самому. Дело верное, малыш - старый Кадафалк знает, о чем говорит.
-Есть, правда, маленький нюанс: работы там на полсотни человек при обычном раскладе - а вас у меня, ты знаешь, всего двадцать два. Конечно, набрать работников не проблема - только свистни! Пойдут, и еще как пойдут, но знаешь, малыш...
-Я тут посидел полночи с бумагами, после взял калькулятор, подсчитал кое-что, покумекал, прикинул... И знаешь, что я скажу тебе - не нужно никого набирать! Не нужно, и все! Даже в сорок четыре руки, что у меня остались, если взяться, как следует, если впрячься в работу по-настоящему, если забыть на время, что есть выходные - заказ можно потянуть! Можно! Особенно с такими ребятами, что у меня еще остались. С теми, кто ныть не горазд, а вот в работе даст фору любому! С такими, как ты, Пуйдж! С настоящими профессионалами. Можно! Все сделать в срок и взять по-настоящему хорошие деньги! За это я ручаюсь - своим словом. Словом Кадафалка, сынок - а Кадафалк, ты знаешь, по-пустому словами разбрасываться не привык.
-Скажу одно - заказ это всех бы вытащил: и вас, и меня. Он всем нам сейчас нужен, как воздух. Ни советовать, ни просить, ни, тем более, приказывать я тебе не могу: поступай, как знаешь, сынок. Через неделю мы заканчиваем с этим гребаным стадионом, за который нам так и не заплатили, и неизвестно когда заплатят - и можем приступать. Дело верное! Послезавтра вечером соберу вас, всех своих ребят - и будем разговаривать. Ты узнал раньше других - но к тебе и отношение особое: ты лучший мой работник, да и вообще... Одним словом, думай. Решать только тебе. Ты сам делаешь выбор: уйти или остаться со старым Кадафалком. Сейчас, когда мне особенно нужны люди, на которых я могу опереться, как на самого себя. Эта работа - последний мой шанс хоть как-то удержаться на плаву и спасти предприятие. А заказ надежный - иначе и разговора никакого не было бы. Что ж, будем беседовать, будем решать. Неволить никого не стану. Но знай - буду по-настоящему рад, если ты все же останешься. И помни: мы - семья! Я тебя не первый год знаю, Пуйдж, и уверен, что ты поступишь по совести.
Пуйдж открыл было рот, собираясь заговорить, но Кадафалк жестом остановил его.
-Знаю. Знаю наперед, что ты сейчас скажешь. Ипотека. Твой дом. Всё знаю и понимаю не меньше твоего. Старый Кадафалк тоже когда-то строил свой первый дом, малыш. Так вот, я говорил на днях с Пунти - он готов дать тебе отсрочку. Отработаем, получишь деньги и рассчитаешься с банком. А деньги будут отличные, мальчик, таких раньше тебе зарабатывать еще не приходилось - делим-то на двадцать два, а не на пятьдесят. Правда придется повкалывать - но нам не привыкать! Так что тебе решать, Пуйдж. И кстати: уйдешь ты или останешься, отсрочку Пунти тебе все равно даст. Вопрос, можно сказать, решенный. Старый Кадафалк слов на ветер не бросает!
Пуйдж сидел молча, глядя пред собой. Хоселито в обнимку с Жераром Пике улыбались с чуть полинявшей фотографии. Сигара потухла и мерзко воняла. Пуйдж вздохнул и аккуратно положил коричневый ее трупик в алебастровый саркофаг пепельницы.
Конечно же, он остался...
Полностью текст романа можно прочитать здесь: https://ridero.ru/books/krasnoe_spokojstvie/
