"Красное спокойствие" Глава 6. Охотятся все!
zakharovsergei@mail.ru Тел, WhatsApp, Viber +34 630917047
Барселона. 10-05
Даже не так - Охота.
Каждый появляется на свет для чего-то: Сальвадор Дали - чтобы писать картины, чудить и будоражить дремлющий мир; Монсеррат Кабалье - чтобы петь, как не умеет никто; Леонель Месси - чтобы гонять виртуозно мяч и не платить налоги; тетушка Анна - чтобы выпекать лучшие в мире круассаны; Монсе - для любви...
А он, Пуйдж, родился для охоты - охоты на крупную дичь. И хорошо, что вовремя понял это. А где еще в мире такая кабанья охота, как в Пиренеях? Злого и осторожного зверя кабана Пуйдж охотил всяко: и с засидки, и коллективным загоном, и с собаками вдвоем с Моралесом - однако всем другим предпочитал ночную охоту с подхода.
Вот где настоящее дело: ты один, и зверь один, а скрадывать кабана в одиночку ночью и добрать его чисто и без проблем - умение не простое и не самое безопасное. Науку эту Пуйдж превзошел в совершенстве и считал теперь такой же неотъемлемой и естественной частью своего бытия, как необходимость регулярно дышать, есть мясо или спать с женщиной.
Впрочем, кто в пиренейской стороне, в том же Сорте, не охотился?
Охотились все.
Моралеса Пуйдж не считал: во-первых, тот был все же из Барселоны, а во-вторых, сказать "Моралес охотился" - все одно, что заявить какую-нибудь пошлость вроде: "Свиньи сделаны из мяса", или "Каталония - центр Земли", или "Барселона - лучший футбольный клуб в мире". Глупо, ей-богу, сообщать истины, которые и так всякому известны.
Моралес, как и Пуйдж, уродился охотником. Иногда Пуйджу казалось даже, что из своей матери - толстоногой, с родинкой в половину левой щеки, доньи Летисии - крошка Моралес выскочил уже с охотничьм карабином, хлебнул на скорую руку материнского молочка и тут же помчался добывать зверя.
Однако и без Моралеса охотников имелось в достатке.
...Охотился шеф Пуйджа, старый Кадафалк: широкий, как каталонская готика, грузный и красивый, с одышкой и свисающим ниже паха брюхом - душа компании, весельчак, любящий отец, идеальный муж и большой поклонник китайских девочек-официанток.
На облавные охоты Кадафалк приезжал на зеленой "Наварре", такой же большой, как и сам он, тяжело выдавливал свои полтора центнера из салона - и тут же, так уж получалось, образовывал центр.
К Кадафалку спешили здороваться, у "Наварры" собиралась толпа: звучал общий смех, то и дело перекрываемый басовитым смехолаем самого Кадафалка; десять рук тянулись к матерому великану с зажигалкой, едва успевал тот достать сигарету; веером слетали с пивных бутылок пробки, чтобы Кадафалк мог утолить жажду - и все это само собой.
Маленький Пуйдж втихую даже завидовал популярности шефа, хотя чему тут удивляться: под началом Кадафалка работали десятки людей, и управляться с горным народцем ему было не привыкать.
...Охотился Хоселито, старший хозяйский сын, большой модник, любитель роскошных машин, клуба "Опиум Мар" и почетный фанат "Барсы". Со многими из футболистов Хоселито был знаком лично, а с Жераром Пике состоял даже в почти-приятельских отношениях.
Пуйдж узнал об этом в первый же день, когда пришел устраиваться на работу: с фотографии на офисной стене, улыбаясь в шестьдесят четыре зуба, стояли в обнимку оба красавчика - Жерар и Хоселито, похожие, словно близнецы-братья, разве что Жерар чуть посуше и выше, а Хоселито - малость шире и жопастее.
Понятно, что при отцовой повадке и его же кошельке Хоселито отбоя не знал от женщин. На объектах он бывал немного шумноват, въедлив, но работу знал и придирался, в общем, по делу.
Хороший парень, вот только прихвастнуть любит и излишне горяч, что для охоты лишнее. А вообще Пуйдж понимал хозяйского сынка замечательно: будь сам Пуйдж из богатой семьи - разве не стал бы он по молодости куражиться? Стал бы, и еще как!
...Охотился младший сын Кадафалка, Джорди-Марикон10 - чистое недоразумение и позор уважаемой семьи. Джорди красил ресницы, трахался в зад и ездил на Сеате "Ибица" - ездил, главным образом, в гей-столицу Ситжес, где его в этот самый зад и трахали.
"Хочешь я отсосу у тебя? Совсем бесплатно, за так. Посмотришь, как я умею это делать," - в открытую предложил Джорди-Марикон Пуйджу, появившись как-то на стройке. Забавное то было зрелище: гей в малиновых штанах в окружении строительных лесов и разнокалиберных работяг. Впрочем, коллеги Пуйджа и не подумали удивляться - видимо, такое происходило не в первый раз. Обалдевший от неслыханной наглости, Пуйдж тогда послал его куда подальше, и Джорди, обидевшись, ретировался - но глаза при встрече строить не перестал.
На кой черт, справшивается, марикону охота? Да ни на кой! Но, поскольку мероприятие самое что ни на есть традиционно-семейное, а Кадафалки - семья, и даже не так: Семья, а, пожалуй, лучше эдак: СЕМЬЯ - посягнуть на фамильные устои Джорди-Марикон даже не пытался.
...Охотилась секретарша, юрист, бухгалтер, доверенное лицо и "левая рука" Кадафалка, и все это в одном лице - рыжая Биби. Би-би. Би Би. Хорошая рыжая Биби. Вот именно - "хорошая". Больше о Биби и сказать-то ничего не скажешь - если не захочешь обидеть. Пуйдж, думая о ней, мимо воли улыбнулся.
Впервые он увидал ее в приемной Кадафалка - увидал и поразился жестокости Бога. Всевышний, когда лепил Биби, явно находился не в лучшем из настроений. Известное дело, каталонки - не самые видные женщины на земле. Хотя...
Это как посмотреть и с кем сравнивать: если с русскими красавицами, которых с конца 90-х в Барселоне стало появляться все больше, то здесь, конечно, все ясно - с этими не только каталонкам, но и вообще кому-либо тягаться трудно; а вот если с женщинами басков, то и каталонки - вполне себе ничего!
Но Биби, эта Биби...
У всякой женщины, даже самой что ни на есть неприглядной, есть за что зацепиться мужскому взгляду. У Биби - не было. Вообще. Совсем. Бесповоротно! Ноль, пустота в пустоте, мышь полевая в камуфляже, пожизненая прививка не от секса, но от самого желания его...
Вдобавок ко всему, Биби упражнялась на виолончели - об этом наблюдательному Пуйджу сообщила маленькая, в зеленой рамке, фотография на ее рабочем столе - и это окончательно никуда не годилось. Пуйдж, не будучи музыкальным гурманом, больше тяготел к року и ритм-энд-блюзу. Классика, признаться честно, всегда вызывала в нем угрюмую и стойкую антипатию.
Тогда, в приемной Кадафалка, подивившись и внутренне пострекотав, Пуйдж попытался представить себя и Биби в постели: традиционный и самый верный способ определения женской годности. Попытался - и не смог. Куда проще, казалось ему, трахнуть виолончель - уж в той-то женского не в пример больше!
И все же инструмент Биби сохранил девственность, а внутрь хозяйки своим "альмогаваром" Пуйдж, был грех, все-таки забрался. Правда, значительно позже, когда у него появился дом, и выяснилось, что Биби - его соседка.
Именно так: по-простому, по-соседски она заглянула к Пуйджу вскоре после новоселья. Они скоротали вечерок у камина за приятной болтовней и бутылкой красного из Приорат. Болтать с Биби было одно удовольствие: через пять минут Пуйджу казалось, что он знает Биби с начальной, как минимум, школы.
Кое-что рассказывала и она. Как выяснилось, Биби успела побывать за безмозглым и быстро отставленным ею мужем, страдавшим редкой для Каталонии болезнью: алкоголизмом, и твердо уверенным, что денег, которые зарабатывает она, вполне достаточно для того, чтобы сам он мог не ударять палец о палец, потихоньку погружаясь в приятную зеленоватую муть запасов их винного погреба. Сама Биби, привыкшая работать и жить активно, так не считала - отсюда и развод, после которого она предпочла оставаться свободной.
Однако куда больше говорил сам Пуйдж. Он не мастер был произносить длинные речи, да и нечасто испытывал такое желание - а тут словно прорвало. Редкий и редкостный человеческий дар - уметь слушать, и у Биби он как раз был.
Иной раз она вставала, чтобы подбросить полешко в камин, и Пуйдж удивленно отмечал, что с куда меньшей неприязнью посматривает на ее тощую джинсовую заднцу.
В конце концов - это всего лишь вопрос приоритетов. У Пуйджа, человека простого и приземленного, приоритеты еще с юности были обозначены четко и недвусмысленно: у женщины, раз уж она женщина, должно быть тело. Должно быть - и точка! А милые, милые кости - это, извините, не по нему.
Ну, а если взять иные, более изысканные сферы? Если взять мир высокой моды и взглянуть на моделей? Что ты увидишь там - кости! Откровенные кости, обтянутые тонкой и бледной кожицей. Лица, сходу дающие понять, причем, во всех деталях, как будет выглядеть череп обладательницы этого самого лица после смерти. То-то и оно - ты увидишь скелеты, в которых непонятно как еще теплится жизнь - скелеты, укрученные в эксклюзивное тряпье и пытающиеся убедить публику, что это - красиво. Тьфу, чертовщина!
Совершив этот краткий мысленный экскурс в модельный мир, Пуйдж содрогнулся и испуганно пострекотал. На фоне бесплотных супермоделей Биби выглядела почти упитанной.
Завершилось все, как и должно было завершиться - в постели Биби была умела и жадна до неприличия. Пуйдж, удивляясь, побывал в неожиданном раю, и даже не один раз - но после долго не мог избавиться от чувства неловкости: все-таки, при свете дня, жутко нехороша была Биби, да и вообще, куда больше она подходила на роль друга, а трахать друзей Пуйдж, так сложилось, не привык. Больше меж ними такого не было: тем более, посе того, как из небытия, из пепла, из пены морской появилась Монсе - его Монсе.
...Охотился Марти Сагарра - по прозвищу Тик. Сагарра всегда, и на охоте в особенности, расфуфырен был так, словно вот-вот, через две минуты, ему предстояла аудиенция у короля. "Немецкий стиль" - так назвал бы это Пуйдж: угловатый и мощный, как лакированный танк, пятьдесят пятый "Гелентваген", дорогая охотничья шляпа с пером, штучной работы карабин "Блейзер" (у Сагарры была целая коллекция хороших стволов), немецкий же и снова штучный, размером с небольшой меч, хиршфангер - Сагарра и в самом деле был экипирован по-королевски.
Король или не Король, а действительно: всякому в Сорте было ведомо, что когда-то Сагарра был вхож в дальний круг знакомых каталонского резидента, правда не нынешнего, а прежнего - того, что уже доживал земной срок и ходил сейчас под судом за три сотни украденных миллионов.
Под судом находились и родственники его - только все это привычный фарс, и не более. В Испании всегда так: политику или банкиру дают украсть на века вперед, и спрятать, и пожить на всю катушку лет эдак двадцать - а потом уже начинают робко покрикивать: "держи вора". И эдак из раза в раз, из одного продажного поколения в другое - правило хорошего тона, не иначе.
Вот и Сагарра: тоже, вроде бы, имя его упоминалась в связи с аферами экс-Главы - и что с того? Закончилось-то все ничем. Как и прежде, Сагарра явно был доволен собой, и двигался, как испанский гранд, и пищу вкушал с величавой медлительностью магната, когда, по завершении охоты, им случалось ужинать в семейном ресторане "у Луиса" с видом на ушастую скалу Педрафорка.
Однако временами, без всякой видимой причины, вся респектабельность, неторопливость и лоск враз сыпались с Сагарры легкой шелухой, он сжимался, как-то втягивался в себя, делаясь вдвое меньше, и начиналось: голову его на дрябловатой удлиненной шее дергало сильнейшим нервным тиком, при этом он еще и взлаивал коротко в такт, взглядывая округ испуганными, широко раскрытыми детскими глазами. Меж тем, бояться ему было нечего и некого - побаивались, или, скорее, опасались его.
Так Сагарра гавкал минуты три, а то и пять: напуганный до смерти лысый мальчик-собака шестидесяти лет от роду - а после, так же внезапно, тик прекращался, и снова на сцену вышагивал сомнительный, помятый изрядно император. Честно сказать, приязни к Саграрре это не добавляло. Всем в Сорте, опять же, было известно, что у Сагарры кокаиновый бизнес в Барселоне и там же - доля в одном из элитных публичных домов, а на трассе С-25 безраздельно ему принадлежат сразу два "клуба": "Бубус" и "Вила Белья".
"Вилу Белью" во времена оны посещал неоднократно и Пуйдж - и девочки там, надо сказать, работали славные. Но посещения посещениями, а сам Пуйдж торговать пи*дами и смертью ни за что не стал бы.
Каждый раз, когда ему приходилось разговаривать с Сагаррой, он испытывал одно и то же чувство: как будто его силком заставляют жрать комки мелованной бумаги, а он вынужден давиться и жевать, жевать, жевать, опасаясь каждый раз, что вот-вот захрустит на зубах запрятанное в бумаге стекло.
Сагарра давно отпраздновал шестидесятилетний юбилей, был вдов, шепеляв, подкачан, красил волосы и подтягивал дважды лицо. В любовницах у него числилась Долорес Пиньеро, в два с лишним раза моложе его - совсем, можно сказать, девчонка.
Тип, одним словом, был еще тот, однако любил охоту - а это меняло многое.
И все же, все же: изначально и до конца Сагарра был глубоко Пуйджу антипатичен - и, как впоследствии выяснилось, не зря.
...Охотилась упомянутая Долорес Пиньеро, или "Корочка" - служащая Пиренейского Банка. "Корочкой" про себя звал ее Пуйдж: лицо Долорес действительно походило на сильно зауженную книзу арбузную корку - и при этой своей особенности, а точнее, несмотря на нее, она дивно была хороша. И сексуальна - да еще как!
Пуйдж почуял это сразу же, едва ступив ногою за банковский порог: не отдавая еще себе отчет в том, что происходит, но зная, что где-то здесь, рядом, в аккуратном офисном интерьере запрятан сильнейший эротический магнит.
Да, да, все так: где-то здесь обитала пахучая, свеженькая самка такого мощного действия, что Пуйдж разом взмок, а "альмогавар" его сделал мгновенную стойку. И когда Долорес, невидная этим своим треугольно-корочным лицом, поднялась из-за стойки и вынырнула из стеклянного аквариума, чтобы сопроводить Пуйджа к директору, сеньору Пунти - магнит этот тут же и обнаружился.
Пуйджу приходилось не раз слышать выражение "говорящий взгляд" - так вот, у Долорес говорило всё, кроме взгляда. Глаза - две дохловатых оливки на тусклом треугольнике лица - молчали беспросветно и мертво, однако все прочее! Мадре Миа! Лик монастырской послушницы при формах порнозвезды - контрастец был еще тот! Не-е-ет: может быть, она и сидела в аквариуме, но рыбой или, тем более, монахиней назвать ее не повернулся бы язык!
И девочка явно знала свои сильные стороны: при всей сдержанной строгости офисных протокольных одежд брючки у ней были в обтяжку, на самой грани банковского приличия, да и пиджачок наилучшим образом подчеркивал самый волнительный для мужского глаза переход: от узенькой, в рюмку, талии к славным налитым объемам ниже. И вышагивала она славно: непокорной и крепкой молодой лошадкой - не вышагивала, а гарцевала. Так и хотелось вонзить нее шпоры и посмотреть, на что она способна в галопе! Эх!
Идя за Долорес, Пуйдж прикрывал рукой бунтующую плоть, стараясь на смотреть на тыл проклятой девчонки (Корочке едва стукнуло двадцать пять) - но глаза отказывались слушать хозяина.
Так, с рвущим джинсы "альмогаваром", он и прибыл на самую важную в своей судьбе встречу - с директором Пунти.
...Понятное дело, Пунти тоже охотился.
Директор банка сеньор Пунти! Тот самый Пунти, который оформил Пуйджу ипотечный кредит! Тот самый сеньор Пунти, который, единственный из горожан, имел двадцать шесть зубных имплантов в одном своем рту и по этой, может быть, причине, улыбался даже чаще, чем средний каталонец - а каталонцев в хмурости никак не упрекнешь!
Еще Пунти играл в гольф, летал на крыле и к сорока четырем годам успел одвоветь дважды, причем, каждый раз с выгодой для себя. Детей ни в одном из браков он не нажил.
В первый раз, на охоте, увидав вертикальную дыню головы банкира и пообщавшись с ним, Пуйдж долго потом не мог избавиться от мысли, что где-то между костлявой задницей и спиной у того обязательно должна быть кнопка, приводящая этот замысловатый и баснословно дорогой механизм в действие.
Так это ощущение и пребывало с Пуйджем долгое время: Пунти - не человек из кожи, костей, мяса, крови и требухи, а какой-то хитроумный, совершенно исполненный аппарат; продукт новейших японских технологий, бездна сложнейших микросхем и вершина конструкторской мысли - но никак не зачатое в материнском чреве существо.
Вообще-то, уходя чуть в сторону и говоря начистоту, всё это были люди абсолютно не его, Пуйджа, круга. Ведь кто такой, по большому счету, Пуйдж? Простой работяга, человек в ботинках со стальными носами - а они? Сливки общества, оплот города, элита провинциальной дыры, пиренейская высшая каста - вовек бы Пуйджу не оказаться среди них, когда бы не хозяин его, старый Кадафалк.
Пару раз маленький Пудж по приглашению шефа выпил с ним пива в баре "Хабали" - и, сам того не заметив, выложил Кадафалку о себе всё - благо, что та и не особенно что и было выкладывать. И тут же, с обычными для него широтой и радушием, Кадафалк пригласил Пуйджа поохотиться в ближайшие выходные вместе. А там выяснилось, что на каждой, всякой и всяческой охоте, тем более, кабаньей, маленький Пуйдж - большой клад.
Разузнать, подготовить, договориться, заказать, расставить - одним словом, организовать весь охотничий процесс - отныне всеми этими охотничьми вопросами ведал Пуйдж, и, чего уж врать, даже гордился где-то в глубине души тем, что во всем, что касается охоты, эти, не его уровня, люди слушаются его беспрекословно. Непонятно по какому поводу - но гордился. А и то: шутка ли, когда указаниям твоим подчиняется твой собственный шеф или скользкий полубандит Сагарра, или Корочка, или, что еще невероятнее, сеньор Пунти? Льстило, льстило это его самолюбию - чего уж скрывать...
Эк тебя понесло, усмехнулся он. Всех выволакиваешь на свет и расставляешь в круг - будто собрался танцевать с ними воскресную сардану. Ну, а что поделать, если сегодня такой особенный день? Сегодня нужно это - как следует подумать и повспоминать.
И если уж зашли такие танцы, с охотничьим уклоном - как тут не вспомнить деда Пепе?...
Полностью текст романа можно прочитать здесь: https://ridero.ru/books/krasnoe_spokojstvie/
