Картина "Созерцание арфы" была написана Сальвадором Дали в очень продуктивном 1933-ем году, который, кроме всего прочего, стал пиком одержимости Дали небезызвестной работой Жана-Франсуа Милле "Анжелюс", оказавшей на творчество каталонского художника сильнейшее воздействие и ставшей одним из самых "долгоиграющих" фетишей Дали, следы которого мы находим во множестве работ художника.
"Имперский монумент Женщине-ребенку", Анжелюс Гала", "Архитектонический Анжелюс Милле", Гала и "Анжелюс" Милле, наблюдающие за скорым наступлением конических анаморфоз", "Атавизм сумерек" - вот лишь некоторые из работ того периода, которые так или иначе связаны с настоящей одержимостью Дали картиной Милле.
"Созерцание арфы", таким образом - одна из многочисленных интерпретаций и очередное доказательство этой одержимости, для понимания которой необходимо вспомнить историю взаимоотношений Дали с картиной Милле.
Для малютки Дали "отношения" с "Анжелюсом" начались еще в школе, когда тосковавший на занятиях ребенок часами во время уроков наблюдал репродукцию этой картины - однако испытывал при этом совсем не те чувства, которые должно. Ни умиротворения, ни покоя, ни набожности - нет!
Напротив - эта картина вызывала в нем беспричинный страх, настолько сильный, что видение двух неподвижных силуэтов преследовало его в течение долгих лет. В 1929-ом картина на время изгладилась из его памяти, но вскоре Дали нашел другую репродукцию - и детские страхи возобновились.
Ощущения были настолько сильными, что он начал фиксировать психологические процессы, которые происходили в нем при виде "Анжелюса", затем используя эти записи при работе над своими полотнами или поэмами.
Вот как рассказывает об этом сам Дали: "В июне 1932-го года, без какого-либо внутреннего предостережения или какой-либо осознанной ассоциации, которая могла бы предложить хоть какое-либо объяснение, перед глазами моими вдруг возник "Анжелюс" Милле. Образ был очень четким и красочным.
Он появился практически моментально, стирая все другие образы. На меня это произвело очень сильное впечатление, буквально уничтожило меня. Несмотря на то, что все в моем видении картины в точности соответствовало тем репродукциям, что мне доводилось видеть, тем не менее, картина казалась абсолютно преображенной, исполненной столь могучегно скрытого значения, что "Анжелюс" Милле внезарно показался мне самой поразительной, загадочной и многозначной картиной, самой богатой подсознательно пробуждаемыми идеями из всех, что были когда-либо написаны."
Так началась "Анжелюсомания" Дали.
В конце концов, эта одержимость "бредовым образом двух неподвижных силуэтов" привела к тому, что Сальвадор Дали сочинил целое эссе под названием: "Параноидно-критическое толкование маниакального образа "Анжелюса" Милле. Эссе должно было увидеть свет в 1933, однако по ряду причин этого не случилось. В 1940, когда немцы захватили Францию, а Дали отсиживались в Аркашоне, готовясь совершить бегство в США, рукопись в спешке была утеряна и вновь обнаружена лишь в начале 60-хх.
Эссе, практически без изменений, было издано в 1963, получив название "Трагический миф "Анжелюса" Милле. Параноидно-критическое толкование".
В эссе Дали пытается докопаться до причины удивительного воздействия, которое всегда оказывала на него эта, в общем-то, обычная картина, и закономерно приходит к выводу, что причина эта сокрыта не во внешнем, а во внутреннем содержании картины - то есть в том, что картина скрывает.
Дали, будучи завзятым фрейдистом, трактует смысл "Анжелюса" с точки зрения так называемого "эдипова комплекса", когда мальчик-сын одновременно вожделеет и боится своей матери, а отца воспринимает как соперника. Дали обращает нимание на то, что мужчина меньше и легче женщины, вид у него пристыженный, а шляпа расположена именно так, чтобы скрыть эрекцию!
Вилы, воткнутые в землю, прямо указывают на совокупление, а тачка - безусловный символ "неуверенной", связанной с постоянными страхами сексуальности. И вообще, мужчина в большей степени похож не на мужа, а на сына, вожделеющего свою мать!
Позже, прочтя книгу "жзинь насекомых", Дали был буквально поражен тем, насколько поза женщины, сложившей в молитве руки, напоминает позу самки богомола, готовой к атаке! А самка богомола известна тем, что пожирает своего самца не только после совокупления, но иногда даже во время его!
Дальнейший логический переход увязывающего картину "Анжелюс" со своей биографией Дали закономерен и в то же время ужасен: он обвиняет свою покойную мать в том, что она сексуально терроризировала его, сосала и заглатывала его пеннис, когда он был совсем ребенком - допуская, впрочем, что воспоминания эти могут оказаться не совсем истинными. О, Дали - в приверженности своему параноико-критическому методу он не знал границ!
Всё вышесказанное нужно иметь в виду всякий раз, когда сталкиваешься с очередной "далианской" интерпретацией "Анжелюса " Милле, однако картина "Созерцание арфы" имеет один выбивающийся из ряда аспект: к мужскому и женкому персонажам (матери и отцу Дали) добавлен еще и привставший на колено худенький ребенок-призрак с удлиненной, гидроцефалической формы, головой.
Одежда мальчика в заплатках, а странное продолговатое утолщение, вырастающее из локтя ребенка, имеет типичную для работ Дали этого периода фаллическую форму. Утолщение это не в состоянии поддерживать собственный вес, поэтому в действие вступает еще один фетиш Дали - костыль.
Костыль в работах Дали - символ весьма многозначный, однако здесь, в совокупности с фалловидным отростком, он символизирует безрадостное для всякого мужчины событие - либо еще грядущую, либо уже наступившую импотенцию, которой Сальвадор Дали не только, как известно, не скрывал, но даже гордился ею, заявляя, что "все великие люди были импотентами".
Ребенок-призрак, можно не сомневаться, сам Сальвадор Дали - тот самый жалкий, страшный и трогательный одновременно малыш, который знаком нам по картине "Я, в возрасте десяти лет, когда я был ребенком-кузнечиком".
Этот уродливо искаженный, разбухший, удлиненный череп мы встречаем во многих вещах художника. Дали однажды признался своему приятелю, коллекционеру и меценату Ренольдсу Морзу, что в детстве его неудержимо притягивал и бесконечно страшил один из жителей Кадакеса, страдавший гидроцефалией.
Его безобразно раздутый череп преследовал ребенка в детских снах, обретая там полную самостоятельность от своего владельца - так, что тело, в конце концов, начинало казаться просто второстепенным отростком при нем.
Интересно также отметить безобразно увеличенную, разбухшую да так и окостеневшую ступню мальчика-кузнечика. Это прямая отсылка к древнегреческому мифу об Эдипе, который Фрейд положил в основу своего "эдипова комплекса".
Оракул предсказал Лаю, отцу Эдипа, что тому предстоит умереть от руки своего сына. Тогда Лай, опасаясь, что предсказание сбудется, велел проколоть новорожденному Эдипу ноги и выбросить его у подножия горы Киферон. Собственно, имя "Эдип" и означает - "имеющий вспухшие ноги".
Свяжитесь с нами:
zakharovsergei@mail.ru
Тел, WhatsApp, Viber, Telegram
Write a comment